У ОЗЕРА. В МИЛОМ СЕРДЦУ КРАЮ

 Деревня Пески Вологодского района. Край богатейшей русской северной природы. Места удивительные и своей красотой, и своей историей, и, конечно, своими людьми. Живут здесь простые, вроде, ничем не примечательные люди, но какой широкой они и доброй души, какого чистого и открытого сердца.

 Совсем немного осталось в Песках коренных жителей, тех, которые помнят, какими эти места были раньше, когда бурлила в деревнях жизнь, когда и работали во всю силу, и веселиться умели на всю широту русской души, когда была на селе молодёжь, когда гуляли весёлые деревенские свадьбы и рождались дети... Когда жили здесь, на этой земле, по нескольку поколений вместе в каждой семье.

 Сейчас Пески совсем не те - почти что дачный посёлок, местным жителям - кому за восемьдесят, а кому уж и за девяносто лет, сведения об истории этого края неумолимо стираются из памяти, и как важно сохранить воспоминания о тех далёких трудных и счастливых временах.

 Живёт в Песках женщина, которая родилась и выросла здесь, на этой земле, на берегу Кубенского озера, у Антония. Зовут её Ольга Николаевна Гринь, в девичестве - Пишенина. Всю свою жизнь прожив в этих краях, и по сей день бережно хранит она память о своём далёком детстве у озера, и воспоминания о том, какими были эти места в прошлом. Ольга Николаевна любезно поделилась своими записями, которые я использовала в этой работе, и теперь предлагаю вашему вниманию, мой уважаемый читатель.

Марина Паничева.

Девочка, а не мальчик

 Мои родители: отец - Николай Васильевич Пишенин, 1904 года рождения, и мать - Мария Аркадьевна (в девичестве Сеничева) 1908 года рождения, оба родились и выросли в деревне Нефёдово. Отец после службы в армии, поработав какое - то время в Вологде на ВРЗ, вернулся домой, в деревню, женился, и стал работать в Северо-­Сухонском пароходстве. Молодая семья поселилась на берегу Кубенского озера - у Антония. Было это ещё до войны.

 До моего рождения, начиная с 1932 года, у родителей родилось шестеро сыновей и одна дочка, - все они умирали, не дожив до годика, жизнь была очень тяжелая, выжила в ту пору лишь одна девочка - моя старшая сестра Галя. Последний мальчик умер в 1941 году, больше у моих родителей сыновей никогда не было. Я родилась уже после войны. Так случилось, что в озере мне довелось искупаться еще до рождения, а случилось это вот как. Сейчас женщины редко на рыбалку ходят, жизнь теперь посытнее, а в то время - дело обычное, добывали пропитание. Так вот пошла мама на рыбалку, а уж беременная была на восьмом месяце, дело в мае было, на озере стоял лед, и по нему можно было пройти. Туда-то прошла, а когда обратно возвращалась, солнышко лёд подтопило, у берега и провалилась в ледяную воду, глубоко, говорят, было, но ничего, обошлось, выбралась сама. Мужики потом говорили: «Ну, Машка у нас выкарабкается!» Правда, выкарабкалась, а уж в июне я и родилась, выходит крещение водой ещё за месяц до появления на свет получила. Правда, с тех пор мама рыбачить весной закаялась, на озеро по льду только поздней осенью ходила, когда лёд уже крепкий.

  Детство я помню хорошо, вроде, как вчера оно было. Помню маленький домик, в котором мы жили, недалеко от водомерного поста и рыбацкого склада, на самом берегу озера. Ещё тогда у Антония пристань была, недалеко от берега, пароходов в то время было много, они подходили к самому берегу - колесники. Водники зажигали фонари на фарватере, тогда ещё керосиновые. Бакены деревянные делали из брёвен и досок, вехи заготовляли белые и красные - скоблили и красили. Пароходы подходили к самому берегу - колёсники, оставляли в местах причала глубокие ямы на дне.

 Мама рассказывала, что маленькую меня называли Лёлей, и все думали, что я мальчик. Кто-то однажды, зайдя к нам в дом, сказал: «Качайте Олёху, чего он плачет!» С тех пор стали меня звать только Олей, чтоб уже ни у кого сомнения не возникали, что я - девочка, а не мальчик. Мама рассказывала, что в 1947 году был голод, так сильно хотелось есть, что я ползала по полу и пыталась собирать крошечки. Тогда мама пошла в дальнюю деревню Омогаево, к бабушкиным родственникам, хотела что-­то обменять на зерно, но, видно, на ту пору и у них ничего не было, менять было не на что. Всё же они угостили маму лепёшкой, и она несла эту лепёшку нам с сестрой Галей, и, хотя сама очень хотела есть, она не смела откусить от неё даже кусочек - надо девкам нести.

 Из раннего детства еще помню, как подставляли лесенку и меня укладывали спать, чтоб было теплее, на маленькие полати (полати - это обычно широкая полка под потолком, в деревенских домах, обычно для хозяйственных целей). Помню радио - тарелку и большую книгу с фотографиями руководителей Центрального комитета партии, и я, только научившись говорить, всех наизусть знала с портретов этой книги - Будённый, Каганович, Ворошилов, Ленин, Сталин, Калинин. А еще в нашем доме была рация и телефон с большими батареями.

Трехлетняя нянька

 После войны, в 1949 году, перешли жить в другой домик, тоже очень маленький, и сейчас на берегу озера лежит синий камень, на том самом месте, где стоял наш дом. Мои полати теперь были побольше и располагались с другой стороны. Старшая сестра Галя уже училась в школе, поэтому зимой жила у бабушек в Нефёдове.

 Детская память цепкая на события, которые не понятны для детского восприятия, - на всю жизнь врезалось в память, как мама рожала мою младшую сестру. Папа грел воду, брякал тазом, горела лампа, он закрыл синей с белыми цветочками занавеской кровать, на которой лежала мама, а потом я услышала, как громким криком возвестила о своём появлении на свет моя младшая сестричка Таня. Каким-­то образом почувствовав, что моя жизнь с этой поры изменится, выглянув со своих полатей, я заявила, что к себе её спать я не возьму. С той поры я стала няней, вместе со своей куклой, которую мне сшила мама, я качала теперь в зыбке и свою маленькую сестрёнку. А было мне на ту пору и самой три с половиной годика.

 Зимы были холодные, в домике на самом берегу, который продувался всеми ветрами, вольготно гулявшими над застывшей и заснеженной бескрайней гладью озера, было холодно, поэтому однажды родители решили купить дом в трёх километрах, в деревне Подол. Я помню, как мы переезжали, но переезжали только на зиму, весной приходилось возвращаться на берег, работа отца требовала присутствия на озере в пору судоходного периода круглые сутки. Две зимы мы переезжали на зиму, но переезд доставлял много трудностей, шутка сказать, перевезти и скот, и весь домашний скарб с места на место, да по распутице, да по бездорожью, осенью - туда, а весной - обратно. Было трудно, и, прожив там две зимы, родители так и продали тот дом.

 Многие мои родственники работали в водном хозяйстве, помню дедушку Аркадия - маминого отца. Совсем маленькими мы бегали за ним и приговаривали: «Дедушка, рожков - рожков, неси от баушки пирожков!» (он курил в рожок).

Наводнения

 В середине 50-х, помню, начались наводнения весной, и в маленьком домике мы уже не жили, а привезли и поставили рядом другой, побольше. У нас были двор, баня, держали мы корову, овец, кур. Родители нас брали с собой везде - на сенокос, осоку заготавливали и во­зили на лодке, а когда озеро застывало - по льду из реки Порозовицы. Когда весной начинались наводнения, каждый раз с берега приходилось уходить, проситься в «добрые люди», но ждали, пока совсем уж не затопит. Лодку привязывали у крыльца, и жили, пока вода не выступала на пол. Как-то мама утром будит: «Девки, вставайте, ешьте пироги, вода на кухне в углу выступает, будем переезжать!»

 Корову кто-­нибудь в «деревеньку» (деревенькой раньше называли Пески) на двор пускал, кто-­то овец принимал на постой, кто-­то кур. Сами тоже на период паводка в «деревеньку» перебирались - когда кто примет.

 Сейчас вспоминаю, так страшно, ведь не на барже жили. Папа ночами вставал, багром отгонял плавающие брёвна (лес сплавляли по озеру, и брёвна сильным ветром прибивало к берегам) от дома, когда они начинали стучать в стены дома. В деревне, помню, картошку садят, а мы на лодке по огороду. Вода уходила, когда люди уже картошку обваливали, а мы сидели и ждали когда паводок спадёт, да земля просохнет. Но самое страшное было, когда ветер на наш берег гнал лавиной лёд. Зимы морозные были, лёд толстый. Весной идёт на берег лавина изо льда, ворочая на своём пути камни, надвигается прямо к нашему дому. Папа ставил на ту пору заграждение из брёвен в виде горки, лёд поднимался на брёвна и падал, вокруг дома образовывая целые ледяные горы. Водой однажды разрушило и унесло в озеро баню, на другой год так же пострадал двор, пришлось тогда корову с телёночком ставить во вновь отстроенную баню, а сами некоторое время мылись в бане, которая была при церкви. Вот так и мучились, хорошо еще, что земля в огороде хорошая была - чернозём, - за лето успевало всё вырасти. Наводнения случались каждый год, вплоть до 1966 года.

 С пристани с мамой часто ходили ловить ершей, крупные такие, ведро быстро наловить получалось, а потом вместе шли доить корову...

 Помню, как надо было сдавать в колхоз, далеко не лишние, домашние продукты - яйца, молоко, это было, как говорится, добровольно-­принудительно, никто не спрашивал, есть или нет - вынь да положи. Особенно мне врезалось в память, как уводили от нас маленького теленочка, мне его было так жалко, и я плакала.

 В 1953 году по радио передали сообщение о смерти Сталина, радио тогда было не в каждом доме, и мама отправила меня сообщить об этом известии соседям - Трушиным, они жили в домике, пристроенном к церкви, недалеко от нас. Люди в то время старались настолько скрывать свое отношение к власти, к политическим событиям, происходящим в стране, что не только лишнего слова не говорили, но не смели даже жестом или настроением выдать своего истинного отношения к происходящему, поэтому, наверное, услышав эту новость, тётя Соня лишь сказала: «А ты беги и скажи маме, что у нас родился сынок - Лешка...»

 Помню, когда я была маленькой, я всё ходила к рыбакам - женщинам, они жили в церкви, там в ту пору было общежитие (сохранились фотографии тех лет). Недалеко от склада была сушилка, там были печки в два ряда - там сушили рыбу, много - много мелких ершей. До сих пор помню тот запах. Была у рыбаков и конюшня, там жил конь со странной для наших мест кличкой - Бамбук.

 На берегу озера было много камней - больших и маленьких. Маленькие, помню, были самых разных цветов, были даже блестящие, а ещё на берегу было много гладких, отшлифованных водой глиняных с дырочками черепков, видимо, от посуды. Мы с девочками очень любили играть этими камушками: так глиняные черепки были у нас печеньем, а другие камушки были разными «продуктами», что знали, то и было. Играли в «магазин»...

 У Антония было много черёмухи, смородины, а рядом в лесочке - заросли костяники и малины - удивительные дары природы моего неизбалованного сладостями детства - не ленись только, собирай да лакомись!

В первый класс

 В 1953 году я пошла в первый класс. Школа была в Нефёдове, а это, кто не знает наших мест, довольно далеко, поэтому жила я у бабушки, но не долго, в январе 1954 года бабушка умерла - в Нефёдове жить стало негде, поэтому в школу меня больше в тот год не отпустили. Пошла на другой год, уже не одна, а в компании с другими девочками - с Шурой Паничевой и Галей Михеевой. Домой ходили каждый день, в интернате не оставались.

 А летом, в каникулы, у озера было раздолье, - пароходы причаливали, рыбаки ловили рыбу, невод вешали сушить, и мы, ребятишки, иногда собирали рыбу, оставшуюся в сетях. Ещё летом приставал к берегу теплоход «Буревестник», там показывали кино. Когда была тихая погода он приставал прямо у Антония, а если был ветер, - заходил в реку Кой.

 Зимой помню - горы снега, мы проделывали в снегу тогда целые тоннели. Ещё катались на лыжах, лыжи нам делал папа, по размеру, сначала маленькие, а потом всё больше. А ещё зимой мимо нас по озеру совхозники возили на лошадях из Порозовицы заготовленные летом стога осоки. Мы сидели дома и считали, сколько саней проедет, и любовались, какие красивые лошади на белоснежном фоне. Кино зимой показывали в церкви, а позднее - во вновь построенном рыбацком доме. В школу зимним утром нас провожал до деревни отец, протаптывал нам дорожку в снегу. Волков в ту пору было полно, ночью подходили к самому дому, утром мы видели, как у двора всё утоптано их следами. Собачка у нас была, в сенях её на ночь прятали, чтоб не утащили ненароком непрошенные лесные гости.

 Уроки зимними вечерами делали с керосиновой лампой, помню, абажур висел. Мама наша рукодельница была, всё сшить могла, одевала нас в новые, собственными руками сшитые платьица из весёлого ситца. Ситец нам папа покупал на шестом шлюзе, там магазин был. Обшивала мама своих племянников и, конечно же, всех, кто попросит. А из маленьких лоскутков, которые оставались, шила красивейшие одеяла. Крючком вязала покрывала, накидки на подушки (тогда модно было украшать кровати), салфетки и даже занавески на окна были кружевные, мамиными руками связанные.

 Ещё мамочка мастерила нам игрушки - были у нас с сестрой замечательные тряпочные куклы и одёжки на них. Помню, шьёт мама на машинке «Зингер» очередную обновку кому-­то, а сама поёт: «Каким ты был, таким ты и остался...» Пела мама хорошо, тогда часто за любой работой пели. Мы тоже подпевали и мастерить любили, что-­то придумывали. Когда стали побольше, выучили буквы, полюбили читать, стали нам дарить книги, их старшая сестра Галя покупала, а ставили мы их на этажерку, которую из катушек смастерили, их полно было у нашей рукодельницы-­мамы. Ещё помню, как бельё гладили вальком, он был похож на скалку, утюг на углях уже позднее появился. Так за разными интересными занятиями и проходила зима.

 Весной рыбаки заготавливали лед, для того чтоб хранить летом рыбу. Лёд возили на склад на лошади огромными глыбами, на солнце он ослепительно искрился, отдавая голубизной. Мы любили наблюдать за этим.

 Каким красивым нам всё виделось тогда: зелень травы и голубизна неба! Озеро, такое тихое теплым июньским утром, и буйное в пронзительный октябрьский ветер, и ослепительно белое и искристое после унявшейся февральской метели. Озеро было глубокое тогда, много глубже, чем сейчас. Ещё на озере били родники, их было несколько, в разных местах. В тихую безветренную погоду на поверхности воды было хорошо видно, как в местах, где они находились, воронкой крутилась вода, даже купаться там боялись. Иногда зимой мы брали из этих ключей воду, черпали ковшиком в вёдра. Та вода была прозрачная, с маленькими ледяными осколками.

Лучший подарок

 Летом иногда меня брали с собой в город, папа часто ездил в Вологду по делам служебным. Помню пароходы колесники были, назывались торжественно - «Добролюбов», «Папанин», «Крылов», «Чернышевский». По пути заходили в Уфтюгу, Новленское - Коробово,  Устье-­Кубенское, и, конечно же, «Знаменитый» - шлюз седьмой. Я знала все деревни по пути следования до Вологды.

 Папа работал уже мастером водного пути, и где­-то в 1955 году, поскольку хорошо знал озеро, фарватер, сопровождал четырехпалубные теплоходы от «Знаменитого» до 6­-го шлюза. Теплоходы эти шли из Германии на Волго­Балт. Папа сопровождал их, чтоб не попали на мель. Однажды отец взял меня с собой. Радости моей не было предела. Мы ночевали на 7-м шлюзе, у знакомых папы, а утром, когда подходили к шлюзу, я увидела огромный белый пароход, он был такой большой и красивый, что захватывало дух, когда мы поднялись на палубу. Сначала мы сидели в рубке, а потом, поскольку пассажиров на корабле не было, меня отвели в каюту. Как я гордилась, что я здесь, что такая красота! А потом оказалось, что папа с капитаном забыли, где меня устроили, надо сходить на берег, - а меня не могут найти, бегали, искали, потом все­-таки нашли. Теплоход под названием «Ильич» поплыл дальше, увы, уже без нас с папой, но все равно это был самый лучший подарок моего детства!

 Из детских путешествий хорошо запомнилась ещё одна поездка в Вологду, на этот раз мы ездили с мамой. Запомнилась она потому, что на выходе с речного вокзала нас вдруг сфотографировал совсем незнакомый нам человек, потом попросил остановиться, и ещё раз сфотографировал. Много позднее, когда мы уж и забыли про этот случай, вдруг увидели эти снимки на страницах газеты «Маяк», вот удивились...

Как в детском калейдоскопе

 Лето моего детства... Какая замечательная пора! Ребятишек много было тогда - купались, не вылезая из воды, красота! Плавать я научилась рано, но далеко заплывать боялась. Однажды моя сестра Галя дала мне спасательный круг, и мы поплыли с ней далеко от берега, с кругом­-то не страшно. Заплыв на приличное расстояние, Галя забрала у меня круг, сказав при этом: «Не бойся, плыви!» Сначала я жутко испугалась, запаниковала, но она была рядом, поддерживала меня, и я поплыла, как ни в чём не бывало. С тех пор я плавала уже хорошо, ничего не боялась, стало как­-то не страшно.

 Любили мы детворой на колокольню церкви лазить и смотреть с высоты на красоту кругом - озеро, лес, Деревеньку...

 Деревенькой тогда, в 50-­е годы, называли нынешние Пески, располагалась она на некотором отдалении от Антония, за небольшим перелеском. Стояла тогда Деревенька посреди широкого поля, насчитывала 16 жилых домов, были в ней также конюшня и амбары, по краям деревни были ямы для хранения картофеля и других овощей. Поле рядом с деревней, на котором выращивали в те годы капусту, местные жители и по сей день называют «капустниками». На полях вокруг деревни сеяли овёс и рожь. А ещё в ту пору в здешних краях занимались птицеводством, было в совхозе три утятника, инкубатор - там разводили пекинских уток, для чего была своя подстанция, так что электроэнергия и в дома деревенских жителей подавалась до 11 часов вечера. Линию электропередачи в Пески провели только в середине шестидесятых годов.

 Загоны для уток располагались у озера и у реки Кой, в них содержалось по пять-шесть тысяч штук. Помню, мы ещё в школу ходили, а уж бегали на утятник помогать - крошили для корма сухой хлеб, чистили и пропускали через мясорубку яйца для маленьких цыплят. В доме местных жителей (Павловых) были обустроены стеллажи, на них мы проращивали из зерна зелень для корма уткам в зимнее время, ещё заготавливали хвою, а когда начинались каникулы в школе, работали на утятнике уже в полную силу.

 Каждое лето к нам приезжали гости - наша многочисленная родня из Ярославля, Москвы, Ленинграда, Свердловска, ну и, конечно, из Вологды и Сокола. Всегда по такому случаю пекли пироги - с рыбой, с ягодами, много разных... Молоко, масло, творог, мясо - всё у нас было своё, домашнее, но каким это все давалось тяжким трудом, всё делалось своими руками, без применения какой-­либо техники! А ещё мама пекла домашний хлеб, какой упоительный неповторимый запах и вкус был у этого хлеба!

 У озера я прожила от рождения и до двадцати лет. Последнее самое сильное наводнение случилось весной 1966 года, вода разливалась так, что на лодке плавали почти до конца леса. Дом у озера устоял, хотя на полу было больше 50 см воды...

 В конце пятидесятых - в начале шестидесятых деревня в сторону озера стала расширяться, начали строить новые дома, нам тоже отвели земельный участок для строительства дома - в поле на краю деревни. Сначала поставили тесовый сарай для коровы, овец и кур. Потом и сами перебрались на новое место, разделали огород, землю для грядок вёдрами носили из леса, начали строительство нового домика.

 Детство у озера закончилось, меня ждала взрослая жизнь, но всегда, где бы я ни была, в моих самых тёплых воспоминаниях являлась та счастливая пора. Закроешь глаза - перед глазами пароходы, и тихое летнее озеро, и волны, и шторм в непогоду. Все краски природы, как в детском калейдоскопе, переливаются и складываются в удивительные картинки моего милого, прошедшего давно детства.

Ольга Николаевна Гринь,

д. Пески.

Материал к публикации подготовила Марина Владимировна Паничева.

[gallery ids="557,558,559"]
Поделиться этим материалом
ЕЩЕ МАТЕРИАЛЫ ИЗ РУБРИКИ