Завтра была война

Жители поселка Можайское делятся воспоминаниями.

Соевый жмых, клевер, ростки пшеницы, мякоть сосны, чесночные стрелы½ Что они только не ели, голодные дети Великой Отечественной войны. Пока отцы и старшие братья воевали, защищая границы родного дома, сыновья и дочери отдали свое детство на алтарь Победы, работая в полях совхоза и лесоповалах. Многие из них не помнят начала войны - 22 июня, но ее конец, день Победы, живет в памяти каждого. В преддверии памятной даты мы встретились с детьми военных лет поселка Можайское, чтобы вернуться в их прошлое и вспомнить всё: отца, уходившего на фронт, похоронку в руках матери, коров-­кормилиц и радостный крик всей деревни: «Победа!!!»

Владимир Михайлович Лузанов, 81 год

- Я родился в Верховажском районе, и мне едва исполнился год, когда началась война. Отец ушел на фронт, так и не увидев своей дочки, - мама провожала его на последних месяцах беременности. Он умер в госпитале под Москвой, а когда в дом принесли похоронку, мама с тремя детьми на руках переехала в Архангельскую область к бабушке. Там и встретили 9 Мая - самый счастливый и самый грустный день для меня. Когда объявили победу, мы с ребятишками что ни день бежали на станцию встречать тех, кто вернулся. Каждый кого-то ждал: отца, брата, родственника½ Бегал и я, но даже пятилетним мальчишкой уже понимал, что ко мне возвращаться некому. Дети войны очень рано взрослели и многое понимали без слов.

Вот смотрю сегодня на наше молодое поколение, и, вы знаете, если, не приведи господь, повторится что­-то подобное, если хоть какая-то будет угроза, мне кажется, они смогут повторить подвиг наших солдат. У них хватит на это духа, сил и любви к своей родине. Я знаю, о чем говорю, у меня внуки и правнуки, с которыми мы много говорим на эти темы. Самое главное, что молодежь понимает то, что точно знаем мы: Россия - это самая лучшая страна и самая великая. Да, Америка и Европа, может, материально живут и лучше нас, но по человеческим качествам наш народ более сильный.

После войны нам легче жить не стало. Всех, кто держал скотину, душили налогами. Бабушка, помню, держала корову, поросенка, кур, и на налоги уходило всё: мясо, шкура, молоко, яйца. Да, война прошла, но людей в городах нужно было кормить, чтоб они могли восстанавливать новую жизнь, вот население и кормили за счет тех, у кого было хоть какое-­то хозяйство.

В Вологодскую область я приехал шесть лет назад, и на душе мне так радостно, что моя старость проходит здесь, на родине. Всегда тянуло в эти края, тосковал по ним, хоть и не помнил совсем.

Вот вы задаете вопрос: что не хватает нам сегодня? Тем, кто пережил войну и лишения? Казалось бы, еда есть, вниманием тоже не обижены, детей вырастили, смотрим, как растут внуки. И я скажу вам: когда я жил на Севере, моя пенсия была почти 25 тысяч рублей, а сейчас, расспрашивая стариков, я слышу: у кого 15 тысяч, у кого 10, а есть и такие, которые 8 тысяч получают. Скажите, как жить на такие деньги? Ну тяжело же½ И вы знаете, старики, прошедшие войну, никогда не жалуются, они к этому не приучены. Столько лет лишений, голода и страха научили этому. Они научили ценить самое простое, но самое драгоценное и любимое - кусок хлеба. И пока он лежит на столе у нас, значит, мы счастливы и спокойны. Значит, еще поживем½

Капитолина Дмитриевна Пантелеева, 86 лет

- Я помню всё: и начало, и конец этой страшной, голодной, холодной войны. Особенно как ее объявили, и мы расстались с папой. Мы тогда жили в деревне Щеглино под Вологдой, а сборочный пункт был на льнокомбинате. Я, сестра, брат и родители стояли там и прощались. Папа всех нас наобнимал, расцеловал, на руках подержал, а потом сказал: «Идите, домой, матушончики». И мы трое, совсем еще малыши, поплелись в деревню. Это были полтора километра детской боли, рыданий в голос. Я не помню, как мы дошли до дома, как пришла мама, которая до последней минуты оставалась с отцом. А потом начались длинные, голодные, военные дни ожидания победы и папкиного стука в дверь.

Отец вернулся контуженный сразу после Победы. Тогда, в мае, стояло почти лето - жаркое, солнечное, мы бежим домой, а там папа сидит. Уставший, в солдатском шлеме. Но недолго он побыл с нами. Спустя два года умер прямо на работе, отравился колобками из клевера. Мы в это время были в лагере, нас мама оставила на вторую смену, чтобы не рассказывать об этом горе. А когда вернулись, подходим к дому, я говорю маме: «Ох, как я сейчас папе на шею кинусь, расскажу про лагерь, и как нас там вкусно кормили!» А она бросилась на пол и завыла: «Милые вы мои, нет папы больше нашего! Умер он½»

Вспоминаю сейчас свое детство, оно было беспросветным от труда. До школы молока надоить, потом на уроки, после - в поля полоть. А затемно еще на ферму это молоко сдать. На детских плечах в то время взрослая жизнь держалась½ А сколько смертей мы навидались! Идешь по улице, а по дороге только лошади с гробами едут.

Сегодня я всему радуюсь: и продуктам в магазине, и денежке в кошельке, и тому, что войны нет, а значит, не будет похоронок. Есть разве что одна досада у меня - медицина. На нас, стариков, не очень-­то обращают внимание. Придешь к врачу, а она говорит: «А что вы хотели? У вас возраст! Какие болячки нажили, так с тем и живите». А пожить-то, знаете, еще как хочется?

Тамара Сергеевна Клементьевская, 81 год

- Да, когда началась война, я была совсем маленькой, но вот как она закончилась, в памяти на всю жизнь со мной останется. Жили мы в Устье-Кубенском в доме на берегу реки. Помню, что над нами часто летали самолеты, мы тогда не могли разобрать, наши ли, немецкие½ Но страху натерпелись до ужаса. Днями копали окопы, чтоб спрятаться, все стекла в домах крестами были заклеены, потому что во время налетов дом ходил ходуном. А вечерами завешивали окна темными тряпками и сидели с лучинами, чтоб с неба нас не увидели и не разбомбили.

А еще помню, как папа пришел с войны. Долго его не было, мы уж думали всё, погиб. А вернулся он в ноябре, добирался с Берлина, брал Рейхстаг. Потом солдаты оттуда поехали на поезде и столкнулись с бандами немцев. Половину отряда, с которым добирался отец, убили. Так вот, пришел он ночью, когда мы все уже спали. Помню, в дверь постучали, я соскочила: «Мама, папка приехал!» Дверь открыли, и заходит мужчина, весь в снегу. Тогда была страшная метель, свету белого не видно, так дядьку того так занесло, что лица не разглядеть. Это был товарищ отца, который первым в избу вошел, а за ним и папа. Привез мешочек, в котором сахарный песок, похожий на битое стекло, крупный и просвечивает весь. А вкусный какой! Как он с Берлина его довез, одному Богу известно, полгода же добирался, а сохранил для нас.

Отец пришел сильно раненный, весь напичканный осколками, едва ходил. Но работала у нас вся семья, вот только вместо денег облигации давали, на которые ничего не купишь. Голодали все сильно, ни есть нечего, ни обуться не во что. Снег начинает таять, мы босиком по лужайкам бегаем, а ночью ревем - «петухи на ногах поют». Это когда кожа вся истрескается до крови, боль невозможная!

А как стукнуло мне 10 лет, я пошла грузить баржи с солью. А соль, как камень, тяжелая. Была мужская, женская и наша, детская, бригады. Мы на носилках эту соль взвешивали, потом тащили ее в гору - там склад, волокли без сил на второй этаж, там высыпали - и так с пяти утра до десяти вечера. У меня лямка была, чтобы эти носилки тас­кать, так если б видели вы, какие там кровяные мозоли были½ На один день за эту соль давали карточки на 200 граммов хлеба. А если не заберешь, то они пропадут. Так после работы, в два часа ночи, очередь в магазинах занимали и ждали, когда хлеб привезут. А рядом стоят милиция и скорая, потому что, когда машина с хлебом приезжала, друг друга насмерть давили. Так мы, дети, чего придумали. По головам людей, по­-пластунски, к весам подползем и орем: «Ради бога, нам дайте!» И вот такие мучения мы проходили каждый день½ Это подумаешь, как жили, страх берет.

Валентина Михайловна Овчинникова, 88 лет

- Мне было восемь лет, когда началась война. Наша деревня в Тотемском районе была большая, и когда мужиков наших собрали, мы, босые, бросились за ними. И встали мужики все в строй, и вокруг них стал бегать молоденький такой солдатишко, ровнял их, приказы отдавал. А ростик у того паренька такой маленький, сам подросток еще совсем. И мы слышим, как взрослые говорят: «То офицер!» Вот этого солдатика, то есть офицера, я почему-то на всю жизнь запомнила. Не знаю, вернулся ли он с войны или на полях где полег, но в глазах моих этот парнишка так и стоит.

Я тогда не знала, что такое война, да и никто не знал, но ревела я сильно, когда всех наших мужиков забирали. Захлебывалась прямо слезами. А тятя тогда наш сразу сказал маме: «Поля, я домой не вернусь. Чувствую, не бывать мне больше с вами½» Так и вышло, не вернулся тятя, даже войны не повидав и ружья в руки не взяв. В Ленинграде помер. Образованный человек был, столько ума вложено в голову! Он бы для совхоза нашего больше пользы принес, чем для войны этой. Из шестерых, что нас у мамы было, осталось всего четверо. Двоих война забрала.

А как мы ждали его с войны, вы бы только знали... Помню, пошли мы с братом за ягодами, набрали малины два ведра и пошли домой радостные, что сейчас на­едимся. И вдруг нам показалось, что тятя вернулся, окно открыто. Как же обрадовались! А за­шли в дом-­то, видим, все причитают, мама похоронку в руках держит. Мы сели с братом, смотрим друг на друга, и никаких ягод нам не надо, никакой малины, лишь бы тятю еще разок живым увидеть½

А как исполнилось мне 12 лет, я пошла в колхоз коров доить. Много их у меня было, 12 животин. Тощая была, смотреть страшно, кости одни, на крапиве­-то поживи. И ру­ки так страшно болели от дойки, что сил нет, все пальцы повело от этой работы, искоре­жило. Бывало, после войны с девчонками плясать пойдем, так я ногами отбиваю, а руки в платье прячу, чтоб никто их не увидел.

А сколько помню себя, всё время коров доила. Сюда, в Вологодский район, приехала, тоже на ферму устроилась. Потом время прошло, аппаратами доить стали, руки уж не нужны были.

Вот сяду порой на скамейку возле дома, смотрю по сторонам и вижу, молодежь идет, гуляют, никуда не торопятся.
Мы чуть не с пеленок работать начали, наравне со взрослыми, а тут такие лбы и отдыхают! Даже на огород не ходят помогать. Вот обидно, понимаете?! Труда в жизни нет. Обесценился он.

Анна Александровна Садокова, 94 года

- Я в седьмой класс пошла, когда война началась. Жили мы здесь, в Вологодском районе, в деревне Нагорное. Отец после войны домой так и не вернулся, оставив четверых детей на плечах мамы. Его забрали ближе к осени, а тогда холода такие были, что солдатики в рваной одежде своей замерзали совсем. Вот и простыл батька, заболел и умер под Волховом в феврале 1942 года.

Каждый день у нас похож был один на другой. Всех мужиков забрали, работать было некому, пришлось их заменять и в поле, и дома, и на фермах. Нас таких в деревне было 15 девчонок. Мы с сестрами работали кто телятницей, кто дояркой, кто кем. С самого утра придет бригадир, позовет на работу, и до позднего вечера в колхозе. А ведь так хотелось с девчонками посидеть, поговорить, с парнишками погулять, да и влюбиться даже не в кого было. Старших всех забрали, а малышня для нас неинтересна. Мне страшно даже вспоминать те времена, не представляю, как люди тогда в деревнях выжили. Всегда голодная и спать ложишься, и утром встаешь. Со всех ног бежишь на работу, чтоб трудодень заработать да на неделю 500 граммов хлеба получить. А как вот семье из стольких человек на эти 500 граммов прожить? Сейчас живу да радуюсь, что жизнь такая прекрасная, а жить-то нечем½ Здоровье­-то всё там осталось, в 40-х да 50-х½

Борис Иванович Кузнецов, 84 года

- Моя родина - в Мурманской области, на Кольском полуострове, а война меня застала в четырехлетнем возрасте, когда мы жили в Коноше Архангельской области. Помню, старший брат Миша разбудил ночью и говорит, смотри в окно, фашиста ведут. И правда, наши вели под конвоем какого-то человека. Посмотрели мы, пооглядывались и пошли спать. А утром, бегая около дома, опять увидели, как диверсанта ведут. Мишка возьми да брось в него камушек маленький, а немец как замахнул сапогом своим на брата, зло так замахнул, но не попал. Помню, конвоир приложил его прикладом по спине, что тот согнулся. А мы бежать½ Почему-­то само военное время я плохо запомнил, а может, и память всё стерла, что страшное было. Только вот чувство голода и усталости от труда в голове осталось.

Как отец ушел на войну, так мама с нами, тремя ребятишками, и перебралась в Вологодскую область, жили мы в Сокольском районе. Это уж потом, в 1979-м, мы в Можайское переехали. Так вот, каждое утро садились на телегу и в поле работать, возвращались уже затемно. Ох, как тяжело было. И плакали, когда совсем невмоготу, и взрослые, и дети. А 9 Мая 1945-го года мы сидели в классе, два урока прошло, вдруг дверь открылась, и мужики из сельсовета кричат: «Победа! Победа!» Что тут было½ Учительница, только пятки засверкали, домой побежала, а мы врассыпную на улицу. Радовались-­то как, обнимались, это такое счастье было, что словами не передать. Вот сейчас вам рассказываю, а у самого сердце заходится - до сих пор эта радость в нем живет½

Ольга Петрова

Поделиться этим материалом
ЕЩЕ МАТЕРИАЛЫ ИЗ РУБРИКИ
Ученики школ округа присоединяются к Всероссийским акциям памяти Вологодчина присоединяется к акции «Журавли» в память жертв теракта Ушла из жизни вдова известного композитора Валерия Гаврилина Наталия Евгеньевна Гаврилина Орден Мужества вручили родителям погибшего в СВО Юрия Казунина Сегодня округ прощается с Николаем Ивановичем Швацким Ученик Присухонской школы стал участником Всероссийской юнармейской акции «Память поколений» Театральную постановку «Сейчас в Афганистане идёт 1363 год...» показали студенты Кубенского филиала технического колледжа 54 мужчины Вологодского округа прошли через жерло Афганской войны. 8 из них не вернулись домой В поселке Огарково состоялась презентация книги «В труде как в бою» О подвиге ленинградцев рассказали детям округа всех возрастов